Гамбит Шарона

Исраэль Шамир

Ибикусово слово «эвакуация»

Грандиозное медиа-шоу под названием «Поселенцы тоже плачут»» близко к завершению. В течение нескольких дней, казалось, вся мировая пресса сосредоточилась в дальнем углу сектора Газы. Журналисты снимали и интервьюировали друг друга; их было чуть ли не больше, чем поселенцев. На зрителей обрушились водопады слез и жалостных рассказов о посаженных деревьях, родных могилах и домах, которые приходится оставить. Израильских солдат сравнивали с эсэсовцами, поселенцы пришивали себе большие оранжевые шестиконечные звезды, равняя свою судьбу с судьбой жертв Бабьего Яра. Истерические вопли транслировались часами по всему свету. Эвакуация, и подготовка к ней шли в прямом эфире.

Не удивительно, что этот китч надоел даже израильтянам – поклонникам мексиканских телесериалов. Даже в Иерусалиме, самом правом, националистическом и религиозном городе Израиля, симпатия к поселенцам сошла на нет, не говоря уж о прагматическом Тель-Авиве. Их лозунг «Еврей не выгонит еврея из дому» звучал совершенно несерьезно в наши дни, когда еврейские банки прогоняют тысячи еврейских семей из домов, потому что они не смогли вовремя платить проценты по ипотечному займу. В самом секторе Газа не так давно правительство Шарона разрушило тысячи домов, предупредив жителей – правда, не евреев, - за пять минут до того, как бульдозеры начинали свою работу.

Заклинания поселенцев имели мало успеха и произвели мало впечатления внутри страны. Впрочем, сами поселенцы сектора Газа не проявили особенной активности, в отличие от идеологически мотивированных поселенцев Западного Берега. Дело в том, что поселения в Газе не пользовались особой популярностью у израильтян – слишком уж далеко от центра страны они находились, в слишком трудных условиях. Половина поселенцев были ранее жителями несчастных маленьких южных городков на краю пустыни – Сдерот, Нетивот, Иерухам, - вышедшими из своих районов бедноты и получившими виллы на берегу моря в Газе. Сейчас они эвакуировались и получили сказочные компенсации – до полумиллиона долларов, хотя их собственные вложения были куда как скромными. Поэтому острого приступа жалости израильтяне не ощутили.

В Газе было немало и совсем странных поселенцев – несколько лет назад раввины провозгласили племена индийцев, живущие в Ассаме, на северо-востоке Индии, «обретенными сынами десяти утерянных колен Израиля», и дали зеленый свет их иммиграции. Другие раввины срочно перегоняли в иудаизм по укороченной программе индейцев центрального Перу, под расписку, что они поедут в Газу. Сейчас это население было снова перемещено, но они-то и не упирались.

Предсказания о «Масаде», массовых самоубийствах и самосожжениях не материализовались. Сопротивление эвакуации оказали в основном «импортные смутьяны», приехавшие в поселения за несколько дней до прихода армии из своих идеологических поселений на Западном Берегу. Они обливали солдат и полицейских кислотой и краской, а одна девушка даже поцарапала женщину-полицейскую иголкой… Один поселенец пригрозил открыть огонь по солдатам; начались переговоры; стояла обычная августовская жара, и на каком-то этапе переговоров бунтовщик махнул рукой и ушел купаться, как бы поняв театральность всего мероприятия.

Профессиональные экстремисты из горных поселений тем более не вызывали любви и соучастия у обычных израильтян. «Оранжевое движение», казалось бы, захлестнувшее страну, сошло на нет необычайно быстро. Хотя несколько десятков тысяч человек участвовало в последних демонстрациях в Тель-Авиве и Иерусалиме, лишь считанные единицы рискнули отправиться в жару, в пустыню, в Газу.

И действительно, никакой нужды в спектакле эвакуации не было. Алексей Толстой описывает эвакуацию Одессы белыми в романе «Ибикус»: «Стоит шепнуть дьявольское, ибикусово слово «эвакуация», как все ринутся к порту, и офицер ножнами шашки ссадит мадам с подножки трамвая, чтобы скорее добраться до спасительного корабля». Шарону было бы достаточно объявить о дате вывода войск, а поселенцы уж сами позаботились бы о своей эвакуации, остались бы лишь те, кто готов жить среди палестинцев, как равные среди равных, без защиты армии. И действительно, палестинцы были готовы оставить таких поселенцев, но Шарон решил, как обычно, уйти и оставить за собой выжженную землю.

Поселенцы сжигали свои дома перед уходом, «чтобы мухаммады не радовались». Их огорчало лишь то, что свои теплицы они продали – через посредничество США и Мирового Банка – «мухаммадам» по полной цене, а то разрушили бы и теплицы. Ближний Восток знаком с этим стилем – когда евреи уходили из Ямита в Синае и из Кунейтры на Голанских высотах, они стерли с лица земли все, что можно было. Туристы, посещающие Сирию, по сей день ездят взглянуть на Кунейтру, некогда приятный старинный городок с массивными домами черного базальта, а ныне – груду развалин. Этим евреи отличаются от палестинцев – те, даже покидая свои дома и сады навеки, не забывали полить цветы в последний раз.

В некоторых местах разрушение поселений лишь завершает картину всеобщего разрушения. Северные поселения в секторе Газа были и в прошлом году окружены руинами: чтобы отгородиться от миллиона бесправных соседей, израильская армия уничтожила там не только дома, но и сады, огороды, апельсиновые рощи, превратив этот цветущий край в черную пустыню Мордора.

Зачем Шарон решился на вывод войск?

Противники передислокации утверждают, что Шарон пошел на этот шаг из личных соображений, чтобы замять дело о коррупции, угрожающее ему и его сыновьям. Другие объясняют все американским давлением. Но, как мы сейчас покажем, у Шарона были вполне веские и реальные причины для вывода войск из западни, в то время как американское давление – фактор чисто виртуальный. Друзья Израиля в США способны справиться с любым президентом, тем более со слабовольным Бушем-младшим. Разговоры о суде и вовсе несерьезны – конечно, израильские элиты коррумпированы, но суд не настолько покорен властям.

Хотя насильственная эвакуация поселенцев была совершенно излишней, и понадобилась главному продюсеру спектакля для других целей (о чем – впереди), сам вывод войск был разумным шагом, полностью поддержанным израильской общественностью. Еврейские поселения в секторе Газа представляли собой несколько небольших анклавов в глубине палестинского населения. Большинство поселений насчитывали от десяти до трехсот жителей, в самом большом числилось две с половиной тысячи человек, хотя реально все еврейское население сектора Газы навряд ли достигало цифры 4000 (на бумаге – 7500). Для их охраны израильская армия задействовала сорок тысяч солдат, массу техники. Они не только слишком дорого стоили, но и раздражали – как палестинцев, так и прочих израильтян.

Евреи не очень-то миндальничали с местным коренным населением. Прежде чем согласиться на эвакуацию дальних поселений, Шарон испробовал все силовые приемы кроме массового уничтожения. Сектор Газы был окружен электронными заборами и минными полями, там был введен комендантский час, города и лагеря беженцев подвергались артобстрелу, на дорогах стояли несчетные КПП. Сорокакилометровое расстояние с севера на юг сектора, от Рафаха до Бет Хануна, которое еврейский поселенец проезжал за полчаса, палестинец пересекал в случае удачи за три дня. Почти все шоссейные дороги в секторе были предназначены только для евреев. Сельское хозяйство сектора было уничтожено бульдозерами, малая промышленность – бомбовыми ударами. Порт был закрыт и уничтожен, рыбаки не имели права выйти в море. Аэропорт закрыт и разбомблен. Средний доход в Газе стоял на двух долларах в день, но и о нам могли только мечтать массы беженцев.

При посещении Газы я всегда вспоминал «Еврейский вопрос» Достоевского. Великий русский писатель писал: «А между тем мне иногда входила в голову фантазия: ну что, если бы то не евреев было в России три миллиона, а русских; а евреев было бы 80 миллионов - ну, во что обратились бы у них русские и как бы они их третировали? Дали бы они сравняться с собой в правах? Дали бы им молиться среди них свободно? Не обратили бы прямо в рабов? Хуже того: не содрали ли бы кожу совсем?» Как выяснилось, не потребовалось и такого значительного численного перевеса – достаточен был перевес в силе, чтобы худшие предчувствия Достоевского оправдались.

Действительность в Газе была настолько ужасна, что потрясла мир. Хотя сектор был закрыт для иностранной прессы, отдельные смельчаки пробирались туда и рассказывали, как израильские солдаты и офицеры выманивают палестинских детей потоком грязных ругательств, а когда те выходят на открытое пространство, безжалостно отстреливают их из снайперских винтовок. (Этот страшный рассказ ведущего американского корреспондента «Нью-Йорк Таймс» Криса Хеджеса был напечатан в «Харперс Магазин» за октябрь 2001 года). Массовые разрушения домов привлекли иностранных добровольцев, но и им было нелегко – Рэйчел Кори, молодая американка из Сиэтла, попыталась остановить израильский бульдозер, но водитель хладнокровно наехал на нее своей шестидесятитонной машиной.

Газа стоила слишком дорого, - слишком много денег, слишком много усилий армии, слишком много зарубежной критики, - и вдобавок, прижатые к стенке палестинцы не сдавались, но стреляли своими самодельными ракетами по израильским городкам и поселениям. Высокотехничная, оснащенная самым совершенным оружием, ракетами с ядерными боеголовками, новейшими подлодками и истребителями, израильская армия не была рассчитана на непрерывную борьбу с обездоленным населением.

Шарон не мог физически уничтожить миллион жителей Газы; прогнать их было некуда. Единственный правильный и человеческий путь – интегрировать Газу в Израиле – противоречил логике сионизма. Поэтому он решил сократить линии огня, передислоцировать армию на границе сектора, и вывести поселения. Шаг вынужденный, но вполне оправданный с военной точки зрения.

Победа палестинцев?

Могут ли палестинцы радоваться своей победе? Газа была и осталась большим (сорок на десять км) концлагерем, окруженным забором с вышками, пулеметами и собаками. Вся разница – теперь тюремщики, конвоиры и вертухаи вышли за периметр. Конечно, и это – немалая радость. Сейчас можно свободно ходить из камеры в камеру, гулять по коридорам, вставать в любое время. Но надолго этой радости не хватит. Тюрьма и без тюремщиков остается тюрьмой. В Газу нельзя ни войти, не выйти, кроме как с позволения Израиля. Концлагерь Газа окружен израильскими войсками с трех сторон, а с моря его караулят израильские боевые корабли. Пока Шарон не проявил никакой готовности открыть Газу. Палестинские элиты требуют в первую очередь открыть аэропорт и порт, произойдет ли это – и если да, то когда – остается загадкой.

Для простых жителей Газы аэропорт и порт не решат проблемы. Они – беженцы из сел и городов, захваченных евреями в 1948 году. У них очень мало земли, сельское хозяйство разрушено, нет возможности для экспорта и импорта. До 1992 года они кормились тем, что работали в самом Израиле, но с тех пор Израиль завез сотни тысяч китайцев, таиландцев, граждан СНГ, африканцев – и в палестинских руках больше не нуждается. Поэтому для оптимизма нет оснований.

Раньше или позже, Газа вновь забурлит, несмотря на массивную блокаду. А тогда на нее обрушится воздушная мощь израильских бомбардировщиков. Если же Шарон, или его преемник, захочет вернуться в Газу – она никуда не денется. Ведь израильтяне уже уходили из Газы – в 1956 году после недолгой оккупации и в 1993 году, после Норвежских соглашений. Как уходили, так и возвращались – в Газу, и другие палестинские города. Так, два месяца назад израильская армия с фанфарами вышла из Туль Карема, а две недели спустя вошла вновь.

Именно потому, что вся операция ухода из Газы была в реальности не более чем сменой режима в зоне, Шарону и потребовался роскошный и дорогостоящий спектакль эвакуации. С помощью послушной прессы он создал впечатление огромных жертв, на которые идут миролюбивые евреи. Как говорят шахматисты, он сделал гамбит – пожертвовал находившуюся под ударом пешку дальних поселений, чтобы завоевать политический капитал и защитить ферзя – весьма спорные еврейские позиции в оккупированном Иерусалиме. Пока журналисты фотографировали слезы поселенцев в Газе, Шарон достроил восьмиметровую стену, загнав десятки тысяч палестинцев Восточного Иерусалима, Калькилии, Сальфита в несколько разделенных гетто. При этом были разрушены сотни домов, выкорчеваны тысячи оливковых деревьев – но это вы не увидите по телевидению. А политический капитал понадобится Шарону, чтобы предотвратить любое дальнейшее облегчение режима для палестинских жителей.

Дорогой спектакль приносит и немедленную выгоду. Шарон просит у США три миллиарда долларов на покрытие расходов по эвакуации и передислокации. Эти деньги пойдут и на щедрые компенсации поселенцам, и на строительство новых поселений на Западном Берегу и в Галилее, и на завершение новой электронной стены вокруг Газы. Эти деньги не достанутся нищим и обездоленным жителям Газы, Израиль не заплатит им компенсаций за их разрушенные дома, разоренную страну, загубленные жизни. На ближайшей сессии Генеральной Ассамблеи ООН Шарон попытается сорвать аплодисменты и возложить расходы на содержание концлагеря Газа на плечи мирового сообщества.

В Израиле/Палестине есть только один реальный выход – полная интеграция евреев и неевреев в одном демократическом государстве. Но к сожалению, обуянные беспредельным национальным эгоизмом, знакомым русскому читателю разве что по книгам Авдеева, евреи редко задумываются о таком варианте. Поэтому миром на Ближнем Востоке не пахнет. Можно лишь не позволить организаторам спектакля убедить мир, что они уже сделали достаточно, и что теперь очередь за палестинцами.